Глубина черного моря для подводных лодок
Граница жизни и смерти в Черном море проходит на глубине около 120 метров. Глубже находится безжизненная зона, в которой не живет ни один организм, дышащий растворенным в воде кислородом. Но это не значит, что жизни там нет вообще. О своем погружении в батискафе «Тинро-2» в сероводородную зону рассказывает кандидат географических наук Валерий Федоров.
Еще в школе нас учили, что в Черном море нет жизни, и что причиной тому – ядовитый газ сероводород. Но меня все-таки одолевало сомнение: неужели нет в черноморских глубинах ни одной рыбки, ни одного червячка? Мне страшно хотелось увидеть дно Черного моря своими глазами.
Случай такой представился, когда я попал на испытания подводного обитаемого аппарата «Тинро-2», которые проходили в 1974 году в районе Ялты. Испытаниями руководил Марлен Павлович Аронов, биолог, специалист по поведению рыб. Я к тому времени успел закончить географический факультет МГУ и был направлен в экспедицию в качестве морского геолога. Пока испытания «Тинро-2» шли на небольших глубинах, под воду погружались биологи. Они наблюдали за рыбами, крабами, моллюсками и другими животными. Программа испытаний предусматривала также и спуски на глубины более 200 метров. Там, согласно теории, животных быть не должно. «Биологам в глубоководном погружении делать нечего, — сказал Марлен Павлович. – Под воду пойдет геолог». То есть я.
Я ужасно волновался перед погружением: не лопнет ли иллюминатор? Не треснет ли корпус подводного аппарата? И в то же время меня разбирало любопытство: до какой глубины распространяется жизнь на дне и в придонном слое Черного моря? Какие животные там обитают, и как они себя ведут? В моем воображении возникали ужасные картины предсмертных судорог маленьких рыбок, задыхающихся от недостатка кислорода. Ведь большие глубины Черного моря – это газовая камера, где кислорода нет вовсе.
Аронов поставил передо мной конкретную задачу – понаблюдать за распределением и поведением мерланга – небольшой рыбки из семейства тресковых. Судя по записям эхолота, мерланг держится возле края шельфа. Туда мы и опустились в «Тинро-2» с Николаем Суровым, капитаном подводного аппарата. Глубиномер показывал 90 метров. Я заглянул в иллюминатор. Прямо перед моими глазами на дне моря лежали… апельсиновые корки. «Не появятся ли вскоре и сами апельсины? – подумал я. Скорее всего, апельсиновые корки просто выбросили с проходящего судна. Подводный аппарат прошел метров сто, и я увидел на дне… брюки. Обыкновенные старые мужские брюки – предмет, согласитесь, нетривиальный для морского дна. Дополнял триаду плодов цивилизации полиэтиленовый пакет, лежавший недалеко от брюк. Вначале я подумал, что это какое-то диковинное животное, возможно, медуза, но, подойдя поближе, увидел самый обыкновенный рваный полиэтиленовый пакет. Для меня, представлявшего Черное море чашей с чистейшей водой, чудесными пляжами, нетронутым дном, это зрелище было удручающим.
Внезапно в лучах прожектора мелькнула серебристая рыба. Я замедлил ход подводного аппарата. Вокруг нас стали собираться мерланги. Волнистый тройной плавник на сине позволял безошибочно определить вид этих рыб. Других похожих рыб в Черном море не водится. Я отметил глубину: 90 метров. Дно было почти плоским, и глубина практически не менялась. Мерланги не боялись света. Рыбы подплывали совсем близко. Они выныривали откуда-то из темноты и безбоязненно входили в освещенную прожектором зону перед подводным аппаратом. Рыбы широко раскрывали рты и хлопали жаберными крышками. Это был признак того, что мерланги питаются. В свете прожектором рыбам хорошо были видны гребневики, которые словно паутиной опутали придонной слой воды. Маленькие сверкающие шарики с длинными нитями – они легко парили над дном. Рыбы набросились на них, как стая волков. Хватали без разбора всякого, кто подворачивался на пути. Я впервые наблюдал сцену охоты, вернее, расправы в подводном мире, и она поражала беспощадностью. Никаких признаков вялости, обычно наблюдаемых при кислородном голодании, я у мерлангов не заметил. Наоборот, они демонстрировали отличный аппетит. Неожиданно один из мерлангов стремительно бросился на подводный аппарат и со всего разгона ударился головой о светильник. Оглушенный, едва подрагивающий плавниками мерланг медленно опустился на дно и отплыл в сторону. Что с ним случилось? Почему он помчался на светильник, словно камикадзе на противника? После погружения Борис Выскребенцев, специалист по поведению рыб, объяснил эту бурную реакцию наркотическим действием света.
«Тинро-2» двигался к краю шельфа, в сторону зоны сероводородного заражения. Мерланги плавали все так же спокойно на высоте 2 или 3 метров над дном. Больше всего их было на самом крае шельфа, впритирку к границе сероводородной зоны — вот что удивительно!
Мы прошли еще сотню метров, перевалив через округлую бровку склона, и тут я заметил, что признаки жизни на дне исчезли. Пропали последние обитатели морского дна – моллюски фазеолина и асцидии циона интестиналис. Но мерланги все так же беззаботно плавали над безжизненным дном, словно играя со смертью. На глубине 120 метров, по-видимому, еще был кислород, но для донных организмов его уже не хватало. В двух метрах от рыб, прямо под ними, была зона смертельного газа – сероводорода, но мерлангов это, казалось, вовсе не смущало. Они спокойно плавали, питались гребневиками, но и глубже не опускались. На дне лишь изредка попадались какие-то мутновато-белые тяжи. Что это было такое, я не мог точно определить. То ли асцидии циона интестиналис, то ли кладки полихет? Не знаю. Могу сказать только, что это были живые организмы и распространялись они в глубину примерно до 125 м, чуть глубже, чем опускались мерланги.
Глубиномер тем временем показывал уже 150 метров. Мы находились над крутым склоном, покрытым темно-серым илом. Тут уже не было видно ни одной живой «души» — ни на дне, ни в толще воды. Мерланги остались выше. Любопытство мое было удовлетворено. Теперь я точно знал, что граница жизни и смерти в Черном море проходит на глубине около 120 метров. Глубже находится безжизненная зона, в которой не живет ни один организм, дышащий растворенным в воде кислородом. Но это не значит, что жизни там нет вообще. Присмотревшись, я стал различать на дне белые подушечки с неровными краями. В лучах прожектора они выглядели желтоватыми. То были бактериальные маты, то есть скопления серобактерий. Их было довольно много, они встречались через каждый метр или два.
Пора было возвращаться обратно. Мы пошли точно на север прямо по оси Анапского подводного каньона. На дне его лежал толстый слой мягкого пушистого коричневатого ила. «Тинро-2» вышел на глубину 110 м. Нам стали попадаться какие-то странные ямы, похожие на слоновьи следы, оставленные в глинистой почве близ водопоя. Округлые, глубиной сантиметров десять, с плоским донцем, эти ямы усеивали все дно вдоль нашего маршрута. «Что за наваждение, — подумал я. – Кто же это здесь наследил? Ну, не слоны же, в самом деле!». Ни одна разумная мысль не приходила мне в голову по поводу происхождения странных ям.
Между тем мы вышли на глубину 90 метров. Стало светлеть. Слабый солнечный свет пробивался сквозь толщу воды, окрашивая подводный пейзаж в синеватые тона. На коричневатом иле будто лежала тонкая синяя вуаль. Всюду на дне были загадочные ямы, о которых я не знал, что и думать. Вдруг на ровном участке дна что-то вздрогнуло. Я направил туда подводный аппарат. Ил зашевелился, и со дна поднялась, словно огромная птица, камбала-калкан. Тяжело взмахивая плавниками, рыба поплыли, прижимаясь к грунту. Очевидно, камбала лежала, зарывшись в грунт, и подводный аппарат спугнул ее. Я проводил рыбу взглядом, а потом посмотрел на то место, где она лежала. Это была яма — точно такая же, как многие другие вокруг! Загадка, наконец, разрешилась: ямы в иле, похожие на слоновьи следы, оставались после того, как со дна всплывали камбалы. Судя по количеству ям, следовало полагать, что камбал в вершине подводного каньона было очень много. Почему они выбрали это место? Может быть, потому что в каньоне они находили защиту от тралов? Вероятно, так оно и было. На ровном шельфе они становились легкой добычей рыбаков, а в подводном каньоне их не смогли бы поймать. Подтверждением моей гипотезы был нетронутый тралами донный ландшафт. Итак, Анапский подводный каньон стал как бы естественным заповедником для камбалы-калкана.
Наблюдения показали, что рыбы не только не боятся сероводорода, но и подходят вплотную к границе смертоносной зоны, и ведут себя при этом совершенно естественно – кормятся и отдыхают. На вопрос о том, есть ли жизнь в глубинах Черного моря, я теперь мог ответить совершенно точно: выше 130 метров живут аэробные животные, глубже – только анаэробные бактерии.
В следующем погружении Аронов запланировал спуск на 400 м. Руководил погружением капитан-наставник «Тинро-2» Михаил Игоревич Гирс, я был подводным наблюдателем. «Тинро-2» двигался вниз по крутому склону, слегка касаясь грунта концов хвостового оперения. От этого устойчивость осадочного покрова нарушалась. Перед иллюминатором клубилась серая муть, мешая разглядеть дно. Преодолев завесу, мы вышли к скалистому склону, сложенному твердыми породами. Я зазевался и не успел погасить инерцию подводного аппарата. Последовал жесткий удар о скалы. «Осторожней, балластную цистерну разобьешь», — крикнул мне Гирс. Переключив управление на себя, он управлял аппаратом более осторожно, что и требовалось в таких сложных условиях. В итоге нам удалось добраться до глубины 408 м, превысив рабочую глубину на 8 м. По моим наблюдениям примерно 90 % поверхности склона Черноморской впадины покрыто серым илом, 10 % занимают выходы коренных пород, по видимому, аргиллитов (это – сильно уплотненные глины).
Всплывали мы сквозь сплошной «суп» из гребневиков, которые появились выше 100 м и были особенно многочисленны на глубинах между 70 и 40 м.
Итак, основные итоги подводных наблюдений в Черном море следующие:
- придонная водная толща на шельфе заселена крупными гребневиками;
- придонные рабы (мерланг) распространяются до глубины 120 м;
- донные рыбы (калкан) живут до глубины 110 м;
- донные беспозвоночные живут до глубины 130 м;
- глубже 130 м живут только анаэробные серобактерии;
- склон Черноморской впадины очень крутой, прорезан ложбинами, осложнен уступами;
- осадочный покров маломощный и нестабильный;
- дно Черного моря порядочного замусорено даже на больших глубинах.
На основе своих наблюдений я нарисовал блок-диаграмму склона Черноморской впадины в районе Ялты, на которой я попытался изобразить характерные особенности донного рельефа.
Автор: Валерий Федоров
Набор (со страниц журнала «НЕПТУН»): Павел Федоров, Андрей Михайлов
Источник
Подводные лодки Черноморского флота
Черное море, несмотря на его небольшие размеры, с успехом использовалось и продолжает использоваться государствами черноморского региона, как акватория для подводных лодок. Среди всех стран, имеющих выход к Черному морю, самым большим и боеспособным подводным флотом обладает Россия.
История отечественного подводного черноморского флота насчитывает уже несколько десятилетий и началась она еще в далекие дореволюционные времена.
Первые попытки создать подводный флот постоянного базирования Российская империя предприняла еще до 1917 года. Так, в 1908 году в Севастополе появились малые подлодки «Карась», «Камбала» и «Карп», построенные в Германии. По современным меркам это были весьма примитивные посудины, однако, в те времена подводное судостроение находилось еще в самом начале своего пути.
Подлодки собственного производства для Черноморского флота Россия начала строить в 1911 году на судоверфи в Николаеве. К 1915 году в состав Черноморского флота уже вошли три отечественные субмарины — «Нерпа», «Морж» и «Тюлень». Это также были довольно простые подлодки малого класса.
Более серьезные подводные лодки для Черного моря начали строить в 1917 году на верфях в том же Николаеве. И уже вскоре в списки Черноморского флота России вошли три подлодки с незамысловатыми обозначениями АГ-21, АГ-22 и АГ-23. Работами по сборке и комплектованию этих субмарин руководили иностранцы. В нашей стране на тот момент специалистов с достаточным опытом строительства подводных лодок еще не имелось.
Первой на воду была спущена подводная лодка АГ-21. Случилось это знаменательное событие в 1918 году. Однако, век первой русской субмарины на Черном море оказался недолгим. 26 апреля 1919 года АГ-21 была затоплена английскими военными, которые бежали из Крыма. Случилось это недалеко от Херсонесского маяка. Любопытно, что спустя 10 лет подлодку подняли и в 1930 году АГ-21 снова была в строю. Несмотря на десятилетие, проведенное под водой, субмарина неплохо сохранилась. Однако, судьба явно неблаговолила к этой подлодке. В июне 1931 года, во время военных учений она по трагической случайности попала под эсминец «Фрунзе» и стремительно затонула, унеся с собой жизни 20 человек.
Подлодка АГ-22 была спущена на воду в Николаеве летом 1919 года. В этом же году она была перебазирована в Севастополь. Однако, в героическом городе русских моряков она пробыла совсем недолго, т.к. в ноябре 1919 года Врангель, спешно покидавший Крым, увел субмарину в тунисский порт Бизерта.
В 20-х и 30-х годах прошлого столетия в строй было введено еще несколько подлодок серии АГ. Все они впоследствии принимали активное участие в морских сражениях Великой Отечественной войны.
В СССР 1930-е годы стали периодом бурного индустриального роста. Одним из ключевых секторов, развитию которых уделялось наибольшее внимание, стал оборонно-промышленный комплекс. Не остался без внимания и черноморский подводный флот — к началу Великой Отечественной войны в Крыму базировалось уже 44 боевых субмарины, среди которых выделялись малые подлодки типа «М» и средние подлодки класса «Щ» и «С».
А дальше была война…
В годы Великой Отечественной войны Черное море стало театром активных боевых действий, причем, как на поверхности моря, так и под ней. Помимо советских и немецких подводных лодок, в глубинах Черного моря активно действовали румынские и итальянские субмарины.
В начальном периоде Великой Отечественной войны советские подлодки действовали, в основном, в западной и северо-западной частях Черного моря. Однако, успехи их оказались весьма скромными.
Так, за первые 6 месяцев войны нашими подлодками в Черном море было потоплено всего шесть транспортов противника, при этом, потери советского подводного флота за тот же период составили 7 субмарин.
В числе уничтоженных нашими подводниками вражеских судов, можно выделить итальянский танкер «Superga» и румынский пароход «Peles»(были потоплены подлодкой Щ-211), а также итальянский танкер «Torcello» (его потопила Щ-214). В свою, очередь, советский флот лишился трех малых подлодок тима «М» и четырех средних подлодок класса «Щ» и «С». Большая часть всех наших субмарин на начальном этапе войны погибла у берегов Болгарии.
После оккупации Севастополя, оставшиеся советские субмарины были вынуждены уйти в Новороссийск, Туапсе , Поти и Батуми, где не имелось почти никаких условий для их базирования, не говоря уже о ремонте. Тем не менее, приходилось довольствоваться тем, что есть.
К лету 1942 года Черноморская флотилия советских субмарин, с учетом всех потерь, насчитывала более 20 единиц. В последующие 2 военных года, вплоть, до освобождения всего Причерноморья от захватчиков, советские субмарины действовали в черноморских глубинах с переменным успехом, но в целом, показали себя весьма достойно.
В общей сложности, за годы Великой Отечественной войны подводные лодки Черноморского флота уничтожили 63 вражеских транспортных судна. Наиболее отличились на черноморском военном морском театре советские подлодки М-35, М-62, С-33, Щ-205, Щ-215. Им было присвоено звание гвардейских. Также весьма хорошо зарекомендовали себя на Черном море подводные лодки, относящиеся к классу сверхмалых.
Сразу несколько подводников-черноморцев были удостоены Звезды Героя Советского Союза.
После войны, впрочем, как и до нее, главной базой подводного флота Советского Союза, а затем России, был и остается город-герой Севастополь.
По окончанию войны черноморский подводный флот продолжил свое развитие. Так, с 1950 по 1960 годы были введены в эксплуатацию 9 субмарин проекта «М» и несколько подлодок проекта «644» с крылатыми ракетами.
Основная часть подводных лодок, базировавшихся на Черном море в послевоенное время, была представлена классом малых субмарин. Их отличали небольшие размеры, сравнительно слабое вооружение и не очень большая дальность плавания.
К моменту распада СССР в составе Черноморского флота находилось более 30 подводных лодок. Однако, после того, как советская империя прекратила свое существование, численность подводных лодок резко сократилась. В 90-х и 2000-х годах фактически единственной действующей субмариной ЧФ РФ была знаменитая Б-871 «Алроса» — дизель-электрическая подводная лодка.
Эта необычная субмарина базировалась в Южной бухте Севастополя и ее могли видеть все туристы, приезжавшие в город-герой. Уникальность «Алросы» состоит в том, что в движение она приводится не винтом, а специальной водометной насадкой.
Сегодня у России на Черном море имеется целое подразделение воинов-подводников. 4-я отдельная бригада подводных лодок Черноморского флота ВМФ ВС России была сформирована 1 декабря 2014 года.
В настоящее время на Черноморском флоте успешно ведется строительство новых субмарин проекта «Варшавянка». Эти подлодки оснащены современным комплексом вооружения, в том числе, уже наделавшим немало шума ударным ракетным комплексом «Калибр». Одним из главных преимуществ субмарин этого проекта является малошумность. На сегодняшний день в составе Черноморского флота России имеется пять подводных лодок проекта «Варшавянка».
Все подводные лодки Черноморского флота являются дизельными или дизель-электрическими.
Многих интересует вопрос — есть ли атомные подводные лодки в Черном море? Отвечаем – подводных атомоходов в Черном море нет ни у одного государства, включая Россию. Во–первых, это запрещено международными соглашениями. Во-вторых, Черное море является внутренним бассейном, не имеющим прямого выхода в мировой океан, а посему, целесообразность присутствия огромных атомных субмарин в таких условиях весьма и весьма сомнительна.
Источник