Белый Андрей
«Голубые глаза и горячая лобная кость —
Мировая манила тебя молодящая злость. »
(Осип Мандельштам)
Борис Николаевич Бугаев (Белый) родился 26 октября 1880 года в Москве в семье математика, декана физико-математического факультета Московского университета.
Детство прошло на Арбате. Окончил гимназию, где приобщился к поэзии Бальмонта, Брюсова, Мережковского.
Окончил с отличием физико-математический факультет Московского университета, затем поступил на историко-филологический факультет.
Познакомился с Блоком, целиком окунается в литературную работу.
Внезапно завязывается странный симбиоз любовных отношений — Блок-Любовь Менделеева-Белый.
После разрыва путешествует по Сирии, Тунису, Египту, Палестине. Живёт в Швейцарии, Германии.
После революции остаётся в России, ведёт занятия с молодыми поэтами в Пролеткульте.
Будучи в Коктебеле, Андрей Белый получил солнечный удар, и умирает 8 января 1934г. от инсульта на руках у жены Клавдии Николаевны. Смерть свою поэт предсказал в сборнике «Пепел» (1909):
«Друзьям» Андрей Белый
(Н. И. Петровской)
Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.
Не смейтесь над мертвым поэтом:
Снесите ему цветок.
На кресте и зимой и летом
Мой фарфоровый бьется венок.
В некрологе Андрей Белый трижды назван «гением» (авторы — Пастернак и Пильняк).
Творческое наследие Белого внушительно: несколько сборников стихов, критических и литературоведческих статей:
— сборник стихотворений «Золото в лазури» 1904;»Пепел» 1909; романы «Серебряный голубь», 1909; «Петербург» 1914; «Котик Летаев» 1914.
Известный писатель и литературовед Виктор Шкловский писал: «Андрей Белый — интереснейший писатель нашего времени. Вся современная русская проза носит на себе его слёзы. «; и называет его прозу «орнаментальной».
В 2000 году открылся мемориальный музей Андрея Белого в доме, где он прожил первые 26 лет жизни по адресу: Москва, Арбат, дом 55 (угол Денежного переулка).
Луна двурога.
Блестит ковыль.
Бела дорога.
Летает пыль.
Летая, стая
Ночных сычей —
Рыдает в дали
Пустых ночей.
Темнеют жерди
Сухих осин;
Немеют тверди.
Стою — один.
Здесь сонный леший
Трясется в прах.
Здесь — конный, пеший
Несется в снах.
Забота гложет;
Потерян путь.
Ничто не сможет
Его вернуть.
Болота ржавы:
Кусты, огни,
Густые травы,
Пустые пни!
(При прощании с Асей)
Лазурь бледна: глядятся в тень
Громадин каменные лики:
Из темной ночи в белый день
Сверкнут стремительные пики.
За часом час, за днями дни
Соединяют нас навеки:
Блестят очей твоих огни
В полуопущенные веки.
Последний, верный, вечный друг,-
Не осуди мое молчанье;
В нем — грусть: стыдливый в нем испуг,
Любви невыразимой знанье.
Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся. До нового свиданья. »
То был обман. И знали мы с тобой,
что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
средь нежных, изумрудно-пенных волн,
как лебедь белый, крылья распластавший.
И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.
Паренек плетется в волость
На исходе дня.
На лице его веселость.
Перед ним — поля.
Он надвинул разудало
Шапку набекрень,
На дорогу тень упала —
Встал корявый пень.
Паренек, сверни с дороги,-
Паренек, сверни!
Ближе черные отроги,
Буераки, пни.
Где-то там тоскливый чибис
Пролетает ввысь.
Миловались вы, любились
С девкою надысь —
В колокольчиках в лиловых,
Грудь к груди прижав,
Средь медвяных, средь медовых,
Средь шелковых трав.
Что ж ты вдруг поник тоскливо,
Будто чуя смерть?
Одиноко плещет ива
В голубую твердь.
Вечер ближе. Солнце ниже.
В облаках — огни.
Паренек, сверни — сверни же,
Паренек, сверни!
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия,-
Безумствуй, сжигая меня!
В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины,-
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.
Не плачьте: склоните колени
Туда — в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!
Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.
Пусть в небе — и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро,-
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия,-
Мессия грядущего дня!
Источник
Слышишь, чайки кричат над морем!
Это было написано Александром в час, который ты не можешь не помнить…я дописал последние строфы и ты теперь знаешь, где я был все эти дни…
…………………………………………………………..Звездный Странник….
Слышишь, чайки кричат над морем!
Где в накатах шумит волна
Звездной брошью в ее узоры
Обронила свой свет Луна
Я ее отыскал в каменьях
Для тебя на рассвете дня
И была ты, как сон…Мгновенье
Белой розою в Грусть Дождя…
Вот и все …вы теперь спокойны.
Время лечит…Ведь так, мой друг!?
Мы расстались с тобой достойно,
Не вступая в запретный круг.
Наших встреч, и всех тех свиданий,
Где реальна взаимность чувств,
И возможен… ответ признаний
Скучной прозой, вдруг смолкших уст.
Но поверь…Что к тебе строфою,
Я хотел рассказать о том,
Как могла ты лететь со мною
Белой птицей, взмахнув крылом
Ты могла…Но и в эту осень
Мои крылья в плену озер
С тех далеких разлучных весен,
Затуманивших грустью, взор.
Я ушел, для тебя…в тот вечер.
Слишком много сомнений слов
Я услышал…Тобой не встречен
В эту осень, где флер ветров
Мы расстались с тобой достойно
Стал тебе я всего лишь друг
Только вряд ли, как ты спокойно
Научусь быть в кольце разлук…
Встречно шел я не просто песней
Растревожив все грезы — сны
Нареченною в Песнь невестой
Были вы… первой той Весны
Мы расстались, но так же в нежность
Вновь встречаю в рассвет зарю
Звонкой песней в свою мятежность
Свет Любви я тебе дарю…
Но сегодня, я просто Странник
Звезд сиянье из детских грез
И Любви, что ждала… посланник
Той напрасной Любви всерьез
Слышь…чайки кричат над морем
Может вспомнишь рассвет вдвоем
Я как прежде встречаю зори
Белой птицей в размах крылом…
Источник
Над морем крики чаек раздавались
В лепестке лазурево-лилейном
Мир чудесен.
Все чудесно в фейном, вейном, змейном
Мире песен.
Мы — повисли,
Как над пенной бездною ручей.
Льются мысли
Блесками летающих лучей.
ДУША МИРА
Вечной
тучкой несется,
улыбкой
беспечной,
улыбкой зыбкой
смеется.
Грядой серебристой
летит над водою —
— лучисто-
волнистой
грядою.
Чистая,
словно мир,
вся лучистая —
золотая заря,
мировая душа.
За тобой бежишь,
весь
горя,
как на пир,
как на пир
спеша.
Травой шелестишь:
«Я здесь,
где цветы.
Мир
вам. »
И бежишь,
как на пир,
но ты —
Там.
Пронесясь
ветерком,
ты зелень чуть тронешь,
ты пахнешь
холодком
и, смеясь,
вмиг
в лазури утонешь,
улетишь на крыльях стрекозовых.
С гвоздик
малиновых,
с бледно-розовых
кашек —
ты рубиновых
гонишь букашек.
Я в свисте временных потоков,
мой черный плащ мятежно рвущих.
Зову людей, ищу пророков,
о тайне неба вопиющих.
Иду вперед я быстрым шагом.
И вот — утес, и вы стоите
в венце из звезд упорным магом,
с улыбкой вещею глядите.
У ног веков нестройный рокот,
катясь, бунтует в вечном сне.
И голос ваш — орлиный клекот —
растет в холодной вышине.
В венце огня над царством скуки,
над временем вознесены —
застывший маг, сложивший руки,
пророк безвременной весны.
Июльский день: сверкает строго
Неовлажненная земля.
Неперерывная дорога.
Неперерывные поля.
А пыльный полудневный пламень
Немою глыбой голубой
Упал на грудь, как мутный камень,
Непререкаемой судьбой.
Недаром исструились долы
И облака сложились в высь.
И каплей теплой и тяжелой,
Заговорив, оборвались.
С неизъяснимостью бездонной,
Молочный, ломкий, молодой,
Дробим волною темнолонной,
Играет месяц над водой.
Недостигаемого бега
Недостигаемой волны
Неописуемая нега
Неизъяснимой глубины.
ЛЮБОВЬ
Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся. До нового свиданья. »
То был обман. И знали мы с тобой,
что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
средь нежных, изумрудно-пенных волн,
как лебедь белый, крылья распластавший.
И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.
ТЕЛЕГРАФИСТ
Окрестность леденеет
Туманным октябрем.
Прокружится, провеет
И ляжет под окном,-
И вновь взметнуться хочет
Большой кленовый лист.
Депешами стрекочет
В окне телеграфист.
Служебный лист исчертит.
Руками колесо
Докучливое вертит,
А в мыслях — то и се.
Жена болеет боком,
А тут — не спишь, не ешь,
Прикованный потоком
Летающих депеш.
В окне кустарник малый.
Окинет беглый взгляд —
Протянутые шпалы
В один тоскливый ряд,
Вагон, тюки, брезенты
Да гаснущий закат.
Выкидывает ленты,
Стрекочет аппарат.
В лесу сыром, далеком
Теряются пески,
И еле видным оком
Мерцают огоньки.
Там путь пространства чертит.
Руками колесо
Докучливое вертит;
А в мыслях — то и се.
Детишки бьются в школе
Без книжек (где их взять!):
С семьей прожить легко ли
Рублей на двадцать пять:-
На двадцать пять целковых —
Одежа, стол, жилье.
В краях сырых, суровых
Тянись, житье мое!-
Вновь дали мерит взором:-
Сырой, осенний дым
Над гаснущим простором
Пылит дождем седым.
У рельс лениво всхлипнул
Дугою коренник,
И что-то в ветер крикнул
Испуганный ямщик.
Поставил в ночь над склоном
Шлагбаум пестрый шест:
Ямщик ударил звоном
В простор окрестных мест.
Багрянцем клен промоет —
Промоет у окна.
Домой бы! Дома ноет,
Без дел сидит жена,-
В который раз, в который,
С надутым животом.
Домой бы! Поезд скорый
В полях вопит свистком;
Клокочут светом окна —
И искр мгновенный сноп
Сквозь дымные волокна
Ударил блеском в лоб.
Гремя, прошли вагоны.
И им пропел рожок.
Зеленый там, зеленый,
На рельсах огонек. —
Стоит он на платформе,
Склонясь во мрак ночной,-
Один, в потертой форме,
Под стужей ледяной.
Слезою взор туманит.
В костях озябших — лом.
А дождик барабанит
Над мокрым козырьком.
Идет (приподнял ворот)
К дежурству — изнемочь.
Вдали уездный город
Кидает светом в ночь.
Всю ночь над аппаратом
Он пальцем в клавиш бьет.
Картонным циферблатом
Стенник ему кивнет.
С речного косогора
В густой, в холодный мрак
Он видит — семафора
Взлетает красный знак.
Вздыхая, спину клонит;
Зевая над листом,
В небытие утонет,
Затянет вечным сном
Пространство, время. Бога
И жизнь, и жизни цель —
Железная дорога,
Холодная постель.
Бессмыслица дневная
Сменяется иной —
Бессмыслица дневная
Бессмыслицей ночной.
Листвою желтой, блеклой,
Слезливой, мертвой мглой
Постукивает в стекла
Октябрьский дождик злой.
Лишь там на водокачке
Моргает фонарек.
Лишь там в сосновой дачке
Рыдает голосок.
В кисейно-нежной шали
Девица средних лет
Выводит на рояли
Чувствительный куплет.
1906-1908, Серебряный Колодезь
ВСЕ ЗАБЫЛ
Я без слов: я не могу.
Слов не надо мне.
На пустынном берегу
Я почил во сне.
Не словам — молчанью — брат
О внемли, внемли.
Мы — сияющий закат
Взвеянный с земли.
Легких воздухов крутят
Легкие моря.
Днем и сумраком объят —
Я, как ты, заря.
Это я плесну волной
Ветра в голубом.
Говорю тебе одно,
Но смеюсь — в другом.
Пью закатную печаль —
Красное вино.
Знал — забыл — забыть не жаль —
Все забыл: давно.
1906 г. Март. Москва.
СЕРЕНАДА
Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась.
Бирюза, бирюза
заливает окрестность.
Дорогая,
луна — заревая слеза —
где-то там в неизвестность
скатилась.
Беспечальных седых жемчугов
поцелуй, о пойми ты.
Меж кустов, и лугов, и цветов
струй
зеркальных узоры разлиты.
Не тоскуй,
грусть уйми ты!
Дорогая,
о пусть
стая белых, немых лебедей
меж росистых ветвей
на струях серебристых застыла —
одинокая грусть нас туманом покрыла.
От тоски в жажде снов нежно крыльями плещут.
Меж цветов светляки изумрудами блещут.
Очерк белых грудей
на струях точно льдина:
это семь лебедей,
это семь лебедей Лоэнгрина —
ПОД ОКНОМ
Взор убегает вдаль весной:
Лазоревые там высоты.
Но «Критики» передо мной —
Их кожаные переплеты.
Вдали — иного бытия
Звездоочитые убранства.
И, вздрогнув, вспоминаю я
Об иллюзорности пространства.
К НЕЙ
Травы одеты перлами.
Где-то приветы грустные
Слышу, — приветы милые.
Милая, где ты, —
Милая?
Вечера светы ясные,-
Вечера светы красные.
Руки воздеты: жду тебя.
Милая, где ты, —
Милая?
Руки воздеты: жду тебя.
В струях Леты, смытую
Бледными Леты струями.
Милая, где ты, —
Милая?
* * *
Поет облетающий лес
нам голосом старого барда.
У склона воздушных небес
протянута шкура гепарда.
Не веришь, что ясен так день,
что прежнее счастье возможно.
С востока приблизилась тень
тревожно.
Венок возложил я, любя,
из роз — и он вспыхнул огнями.
И вот я смотрю на тебя,
смотрю, зачарованный снами.
И мнится — я этой мечтой
всю бездну восторга измерю.
Ты скажешь — восторг тот святой.
Не верю!
Поет облетающий лес
нам голосом старого барда.
На склоне воздушных небес
сожженная шкура гепарда.
РОССИЯ
Луна двурога.
Блестит ковыль.
Бела дорога.
Летает пыль.
Здесь сонный леший
Трясется в прах.
Здесь — конный, пеший
Несется в снах.
Темнеют жерди
Сухих осин;
Немеют тверди.
Стою — один.
Забота гложет;
Потерян путь.
Ничто не сможет
Его вернуть.
Болота ржавы:
Кусты, огни,
Густые травы,
Пустые пни!
. В небе туча горит янтарем,
Мглой курится.
На туманном утесе забила крылом
белоснежная птица.
Водяная поет,
Волоса распускает.
Скоро солнце взойдет,
и она, будто сказка, растает.
И невольно грустит.
И в алмазах ресницы.
Кто-то, милый, кричит.
Это голос восторженной птицы.
На морскими сапфирами рыбьим хвостом
старец старый трясет, грозовой и сердитый.
Скоро весь он рассеется призрачным сном,
желто-розовой пеной покрытый.
Солнце тучу перстом
огнезарным пронзило.
И опять серебристым крылом
эта птица забила.
ИЗ ПОЭМЫ «ХРИСТОС ВОСКРЕС»
Обороняясь от кого-то,
Заваливает дровами ворота
Весь домовый комитет.
Под железными воротами —
Кто-то.
Злая, лающая тьма
Прилегла —
Нападает
Пулеметами
На дома,-
И на членов домового комитета.
Обнимает
Странными туманами
Тела,-
Злая, лающая тьма
Нападает
Из вне-времени —
Пулеметами.
Из раздробленного
Темени
С переломленной
Руки —
Хлещут красными
Фонтанами
Ручьи.
И какое-то ужасное Оно
С мотающимися перекрученными
Руками
И неясными
Пятнами впадин
Глаз —
Стремительно
Проволокли —
Точно желтую забинтованную
Палку,-
Под ослепительный
Алмаз
Стоящего вдали
Автомобиля.
Это жалкое, желтое тело
Пятнами впадин
Глаз,-
Провисая между двух перекладин,
Из тьмы
Вперяется
В нас.
Это жалкое, желтое тело
Проволакиваем:
Мы — в себя:-
Во тьмы
И в пещеры
Безверия,-
Не понимая,
Что эта мистерия
Совершается нами — в нас.
Наше жалкое, желтое тело
Пятнами впадин
Глаз,-
Провисая меж двух перекладин,
Из тьмы
Вперяется
В нас.
Апрель 1918, Москва
РОДИНА
В. П. Свентицкому
Те же росы, откосы, туманы,
Над бурьянами рдяный восход,
Холодеющий шелест поляны,
Голодающий, бедный народ;
И в раздолье, на воле — неволя;
И суровый свинцовый наш край
Нам бросает с холодного поля —
Посылает нам крик: «Умирай —
Как и все умирают. » Не дышишь,
Смертоносных не слышишь угроз: —
Безысходные возгласы слышишь
И рыданий, и жалоб, и слез.
Те же возгласы ветер доносит;
Те же стаи несытых смертей
Над откосами косами косят,
Над откосами косят людей.
Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?
Солнце тонет.
Ветер:- стонет,
Веет, гонит
Мглу.
У околицы,
Пробираясь к селу,
Паренек вздыхает, молится
На мглу.
Паренек уходит во скитаньице;
Белы-руки сложит на груди:
«Мое горе,-
Горе-гореваньице:
Ты за мною,
Горе,
Не ходи!»
Красное садится, злое око.
Горе гложет
Грудь,
И путь —
Далекий.
Белы-руки сложит на груди:
И не может
Никуда идти:
«Ты за мною,
Горе,
Не ходи».
Солнце тонет.
Ветер стонет,
Ветер мглу
Гонит.
За избеночкой избеночка.
Парень бродит
По селу.
Речь заводит
Криворотый мужичоночка:
«К нам —
В хаты наши!
Дам —
Щей да каши. «
— «Оставь:
Я в Воронеж».
— «Не ходи:
В реке утонешь».
— «Оставь:
Я в Киев».
— «Заходи —
В хату мою:
До зеленых змиев
Напою».
— «Оставь:
Я в столицу».
— «Придешь в столицу:
Попадешь на виселицу. «
Цифрами оскалились версты полосатые,
Жалят ноги путника камни гребенчатые.
Ходят тучи по небу, старые-косматые.
Порют тело белое палки суковатые.
Дорога далека: —
Бежит века.
За ним горе
Гонится топотом.
«Пропади ты, горе,
Пропадом».
Бежит на воле:
Холмы, избенки,
Кустарник тонкий
Да поле.
Распылалось в небе зарево.
. . . . . . . . . . . . . .
Как из сырости
Да из марева
Горю горькому не вырасти!
Январь 1906, Москва
ПЕПЕЛ
Довольно: не жди, не надейся —
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!
Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина-мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твое прорыдать:-
Туда, на равнине горбатой,-
Где стая зеленых дубов
Волнуется купой подъятой
В косматый свинец облаков,
Где по полю Оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом,
И в ветер пронзительно свищет
Ветвистым своим лоскутом,
Где в душу мне смотрят из ночи.
Поднявшись над сетью бугров,
Жестокие, желтые очи
Безумных твоих кабаков,-
Туда,- где смертей и болезней
Лихая прошла колея,-
Исчезни в пространстве, исчезни,
Россия, Россия моя!
Июль 1908, Серебряный Колодезь
Твоих очей голубизна
Мне в душу ветерком пахнула:
Тобой душа озарена.
Вот вешним щебетом она
В голубизну перепорхнула.
«Поздно уж, милая, поздно.
усни:это обман.
Может быть, выпадут лучшие дни.
Мы не увидим их. Поздно, усни.
Это — обман».
Ветер холодный призывно шумит,
холодно нам.
Кто-то огромный, в тумане бежит.
Тихо смеется. Рукою манит.
Кто это там?Сел за рекою.
Седой бородойнам закивали запахнулся в туман голубой.
Ах, это, верно, был призрак ночной. Вот он пропал.
Сонные волны бегут на реке.
Месяц встает.
Ветер холодный шумит в тростнике.
Кто-то, бездомный, поет вдалеке,
сонный поет.»Все это бредни.
Мы в поле одни.Влажный туман
нас, как младенцев, укроет в тени.
Поздно уж, милая, поздно. Усни.
Это — обман. «
А вода? Миг — ясна.
Миг — круги, ряби: рыбка
Так и мысль. Вот — она.
Но она — глубина,
Заходившая зыбко.
Далекая, родная,
-Жди меня.
Далекая, родная:
Буду — я.
Твои глаза мне станут
Две звезды.
Тебе в тумане глянут —
Две звезды.
Мы в дали отстояний —
Поглядим;
И дали отстояний —
Станут: дым.
Меж нами, вспыхнувшими, —
Лепет лет.
Меж нами, вспыхнувшими,
Светит свет.
Пусть на рассвете туманно —
знаю — желанное близко.
Видишь, как тает нежданно
Образ вдали василиска?
Пусть все тревожно и странно
Пусть на рассвете туманно
-знаю — желанное близко.
Нежен восток побледневший
Знаешь ли — ночь на исходе?
Слышишь ли — вздох о свободе —
вздох ветерка улетевший -весть о грядущем восходе?
Спит кипарис онемевший.
Знаешь ли — ночь на исходе?
Белые к сердцу цветы я
вновь прижимаю невольно.
Эти мечты золотые,эти улыбки святые
в сердце вонзаются больно.
Белые к сердцу цветы явновь прижимаю невольно.
Окна запотели.
На дворе луна.
И стоишь без целиу окна.
Ветер. Никнет, споря,
ряд седых берез.
Много было горя. Много слез.
И встает невольно
скучный ряд годин.
Сердцу больно, больно. Я один.
ОСЕНЬ
Мои пальцы из рук твоих выпали.
Ты уходишь — нахмурила брови.
Посмотри, как березки рассыпали
Листья красные дождиком крови.
Осень бледная, осень холодная,
Распростертая в высях над нами.
С горизонтов равнина бесплодная
Дышит в ясную твердь облаками.
ВЕЧЕР
Точно взглядами, полными смысла,
Просияли,-
Мне ядом горя,-
Просияли
И тихо повисли
Облаков злато-карих края.
И взогнят беспризорные выси
Перелетным
Болотным глазком;
И — зарыскают быстрые рыси
Над болотным —
Над черным — леском.
Где в шершавые, ржавые травы
Исчирикался летом
Сверчок,-
Просвещается злой и лукавый,
Угрожающий светом зрачок.
И — вспылает
Сквозное болото;
Проиграет сквозным серебром;
И — за тучами примется кто-то
Перекатывать медленный гром.
Слышу — желтые хохоты рыси.
Подползет и окрысится: «Брысь. »
И проискрится в хмурые
Выси
Желто-черною шкурою
Рысь.
Источник