Лихачев Д. С.: Великое наследие
«Хождение за три моря» Афанасия Никитина
«ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ» АФАНАСИЯ НИКИТИНА
Конец XV — начало XVI в. — время великих географических открытий. Это время Христофора Колумба и Васко да Гама. Тот же интерес к открытию еще неизведанных стран был характерен и для России. Русские «землепроходцы» еще в XV в. проникли в Персию и в Сибирь.
Особенно интенсивны были в конце XV в. поиски торгового пути в Индию — притягательный центр средневековья. Мечтою об «Индии богатой» жило все европейское средневековое общество. В Западной Европе и на Руси бытовало много сказаний об Индии, о ее богатствах, о ее фантастическом идеальном государстве. Десятки предприимчивых людей стремились открыть путь в Индию. В Индию же пытался проникнуть и Христофор Колумб. Морской путь в Индию был открыт португальцем Васко да Гама в 1498-1502 гг. Однако еще в 1466-1472 гг. тверской купец Афанасий Никитин кратчайшим, сухим путем прошел в Индию и оставил о ней деловитые и обстоятельные записки — «Хожение за три моря». Записки Афанасия Никитина не отличаются литературностью, как она понималась в Древней Руси. В них нет украшенности, нет заботы о стиле. Он пишет просто, и в этой простоте их особое очарование.
На основании небольшой заметки историко-изыскательного характера, которая обычно помещается в летописи перед записками Афанасия Никитина, и сведений, имеющихся в самих записках, можно установить следующее: купец Афанасий Никитин выехал в 1466 г. из Москвы вместе с русским послом Василием Папиным в Шемаху. Афанасий Никитин спустился вместе с посольством вниз по Волге до Астрахани, где один из его кораблей был захвачен разбойниками, а другой разбила буря у берегов Каспийского моря. Несмотря на потерю кораблей и товаров, Никитин с товарищами продолжал путешествие «голыми головами». Сухим путем Никитин добрался до Дербента, перебрался в Персию и морем проник в Индию. В Индии Афанасий пробыл три года и через турецкие земли (через Трапезунд) и Черное море вернулся в 1472 г. в Россию, но, не доезжая Смоленска, умер. Его записки («тетради») были доставлены купцами в Москву к дьяку великого князя Ивана III — Василию Мамыреву и включены в летопись. Персидские земли описаны Афанасием Никитиным кратко: по-видимому, они были хорошо известны русским купцам и не представляли особого интереса для путешественника. В Чувиле (Чауле), куда Афанасий Никитин прибыл морем, он получил первые впечатления от Индии: люди ходят нагие, не покрывая ни головы, ни груди, волосы заплетают в одну косу. Князь их носит покрывало на голове и на бедрах; бояре ходят с фатой на плече, а другой на бедрах; слуги княжеские с фатой на бедрах, со щитом и мечом в руках, а иные с копьями, с ножами или с луками и стрелами. Жонки не покрывают волос, ходят с голыми грудями, все голы, босы и черны: «яз хожу куды, ино за мною людей много, дивятся белому человеку».
Афанасий Никитин объездил всю Индию. Он побывал и в священном городе Индии Парвате, описал местные религиозные обычаи.
Побывал Никитин не раз и в столице тогдашней Индии — Бедере (Бидар): здесь торгуют конями, камкой, шелком и другим подобным товаром, черными людьми, съестными вещами, овощами — для русской земли товара тут нет. Двор бедерского султана окружен стенами с семью воротами. В воротах сидят по сто сторожей да по сто писцов, которые записывают имена всех входящих и выходящих; иностранцев не пускают. Двор чудесный, все в нем украшено изваяниями и золотом, и последний камень изваян и покрыт золотом. Ночью город стерегут 1000 человек: они ездят в доспехах, со светочами в руках.
Описывает Никитин выезд султана на прогулку во время байрама. Султан выехал с 12 великими визирями. С ними выехали 300 слонов, наряженных в булатные доспехи и в окованные городки (кабинки на спине слона). На каждом слоне по 6 человек в доспехах с пушками и пищалями, а на «великом» слоне — 12 человек. На всяком слоне два больших знамени («прапорца»). К клыкам слонов привязаны огромные мечи весом по кентарю, а к «рылам» (хоботам) — по три железные гири. Между ушей посажен человек в доспехе с большим железным крюком для управления. Кроме слонов выехали 1000 коней без всадников, все в золоте, 100 верблюдов с барабанами, 300 трубачей, 300 плясунов, 300 наложниц. Султан ехал на коне, убранном в золото, в золотом седле. На султане кафтан весь «сажен» яхонтами, на его шапке-шишаке большой алмаз. Лук его («сагайдак») — из золота с яхонтами. Три сабли его кованы золотом. Перед султаном «скакал» (то есть плясал) пеший индиец, играя «теремцом» (зонтиком), и за ним двигалось много пеших индийцев. Тут был и бешеный («благой») слон, весь наряженный в камку, с железною цепью во рту, идет и «обивает» коней и людей, чтобы не приступили близко к султану. Брат султана выехал на золотой «кровати» под бархатным балдахином («теремом оксамитным») и т. д.
Так же подробно и точно описаны Афанасием Никитиным выезды хана Махмута, выезды на охоту султана и его братьев, выезды бояр и т. д.
В записках Никитина имеются также расспросные сведения о других местностях, где он сам не побывал: он упоминает Каликот (Каликут, в то время главная гавань на западном берегу Индии), Силян (остров Цейлон), Певгу (область Пегу на Индокитайском полуострове), Чин да Мачин (южная часть Китая) и Китай.
Умной и разносторонней наблюдательностью записки Афанасия Никитина выделяются среди других европейских географических сочинений XV-XVI вв. Выдающийся востоковед И. П. Минаев, рассматривая труд Никитина, находит в нем «не один драгоценный факт, важный для понимания староиндийской жизни и просмотренный его современниками, заходившими в Индию» [1].
С места на место странствует Афанасий Никитин по Индии в торговых заботах. В городе Чунере Никитин остановился, чтобы продать жеребца, которого купил за 100 рублей. Местный хан ездит на людях, хотя у него есть много слонов и хороших лошадей. Хан взял жеребца, но узнав, что Никитин русский, стал склонять его перейти в магометанство: «а не станешь в веру нашу, и жеребца возьму и тысячу золотых на голове твоей возьму». К счастью для Никитина, в Чунер приехал некий хорасанин (господствующее племя в Индии), который заступился за него: освободил Афанасия и возвратил ему жеребца. Но Афанасий пришел к печальному выводу. «Ино, братья русьстии, — восклицает он по этому поводу, — кто хочеть пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликну Махмета, да пойди в Густаньскую землю». Любопытно, что итальянец Никола де Конти, побывавший в Индии в конце XV в., так и поступил: он принял магометанство и обзавелся семьей в Индии. Но Афанасия Никитина тянет на Родину, он любит Русскую землю: «Да сохранит бог землю русскую, — восклицает Никитин, — Боже сохрани! Боже сохрани! На этом свете нет страны, подобной ей! Некоторые вельможи Русской земли несправедливы и не добры. Но да устроится Русская земля. Боже! Боже! Боже! Боже! Боже!» Из этих пяти призываний имени божьего первое написано им по-арабски, второе по-персидски, третье и четвертое по-русски, пятое по-татарски. На всех языках славит Никитин Русскую землю. Отличает Афанасия Никитина и необычная для средних веков веротерпимость. «А правую веру, — пишет он, — бог ведает, а правая вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту».
Таков был смелый, настойчивый, наблюдательный, предприимчивый русский путешественник Афанасий Никитин, умевший по достоинству оценить чужие обычаи и не изменивший своим.
На этом отношения русских с Индией не оборвались. В сентябре 1532 г. в Москву явилось посольство индийского султана Бабура, основателя империи Великих Моголов. Бабур через своего посла Хази Уссеина (хаджи Хусейна) желал вступить в «дружбу и братство» с московским государем. В Москве ответили согласием на установление торговых сношений Индии и России, но, к несчастью, султан Бабур умер еще тогда, когда посольство ехало в Москву, и оно закончилось ничем [2].
[1] Старая Индия. Заметки на «Хожение за три моря» Афанасия Никитина. // ЖМНП. 1881, № 6. С. 166.
[2] Текст и исследование «Хожения» см.: «Хожение за три моря» Афанасия Никитина. 1466-1472 гг. Изд. 2-е, доп. М.; Л., 1958.
Источник
Афанасий Никитин. Хождение за три моря
АФАНАСИЙ НИКИТИН. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ
Начало большого пути
Больше всего на свете Афоня любил женщин и приключения. К тридцати годам он сумел пропить отцовское наследство, трижды жениться, дважды развестись, набить морду судебному исполнителю, который пришел взыскивать алименты на семерых детей. На горизонте замаячил тюремный острог.
Афанасий понял, что пора рвать когти, вострить лыжи, крутить педали, пока не дали, или же сниматься с якоря. Водный путь бегства показался Никитину самым надежным, но где раздобыть денег на экспедицию? Будущий великий путешественник попытался взять ипотечный кредит у ростовщика Кондрата Плевкова, но тот денег не дал. По документам изба Никитина была муниципальной, к тому же ее до самого потолка занимала последняя жена Афанасия с тремя детьми.
В конечном итоге спонсором проекта выступил хозяин местного водочного заводика Козьма Заборов. Он предоставил Афанасию свой фирменный баркас с рекламным слоганом на борту: «Водка «Заборов» – лучшее начало дня». Кроме того, Афанасий обязался постоянно носить ермолку с изображением кабана во время гона и надписью: «С водочкой «Заборов» я здоров, как боров!».
В один прекрасный день Афанасий подрался на прощание с женой Матреной, отвесил земной поклон родному селу «101-й километр Тверского тракта» и затащил на баркас последний ящик водки «Заборов» – плату для гребцов. За десять верст бутылка водки плюс харчи и червонец золотом при полном расчете – таковы были грабительские требования речных извозчиков.
Версты две Матрена бежала за баркасом вдоль берега и выкрикивала обидные слова:
-Сволочь! Бабник! Чем мне детей кормить? Это ж форменный геноцид! Я в Гаагский трибунал жаловаться буду!
-И тебе всего хорошего, Матрена! – смирено ответствовал Афанасий. Когда жена с головой скрылась в зарослях крапивы, на Никитина нахлынула грусть-тоска по родным местам. Он откашлялся и затянул старинную казацкую песню:
Я конечно вернусь, весь в друзьях и в делах,
Я конечно вернусь, я конечно вернусь, не пройдет и полгода…
На глаза его навернулись слезы, но что было делать?! Через полгода его объявят погибшим, и семья сможет получать пособие по потере кормильца. А кто накормит и обогреет его самого во время смертельно опасного путешествия? К счастью, Афанасию удалось выменять у рыбаков персидскую княжну, год назад брошенную в Волгу с челна самим Стенькой Разиным. Народ уже и песню про это дело сложил:
Из-за острова на стрежень, на простор речной волны-ы
Выплывают расписные-е-е Стеньки Разина челны-ы-ы!
В народной песне семейные разборки заканчиваются просто и ясно, без лишних судебных проволочек, на основании жесткого вердикта: «Нас на бабу променял». Тогда осужденный соратниками С. Разин принял единственно верное решение, которое зафиксировано в устном историческом документе:
…И за борт ее бросает в набежавшую волну-у-у-у-у-у!
Поговаривали, что княжна была вовсе не персидская, а татарская, и бросил Стенька Разин не в воду, а на берег. Тем не менее, факт бросания княжны был навеки зафиксирован в устном народном творчестве.
Афанасию Никитину удалось выведать следующее: простые русские мужики подобрали персидскую княжну в надежде, что от нее будет хоть какой-нибудь толк в хозяйстве. Увы, по-русски она не говорила и не материлась, водку не пила, работать не желала, на сеновале спала в полном одиночестве. Для рыбаков она была лишней обузой, но Афанасий сразу сообразил, насколько это ценный товар. В южных землях за персидскую княжну можно получить табун лошадей, или гарем на шесть мест плюс откидной стульчик в хорошем состоянии, или разменять ее на сотню простых турчанок.
Но вот баркас вышел на волжские просторы, унося Афанасия от жен, детей и избитого им судебного исполнителя. Куда же отправиться, чтобы снискать себе славу великого путешественника? Афанасий неплохо знал персидский язык, потому что учителем английского языка в его школе был армянин. В связи с этим маршрут путешествия вырисовывался сам собой: спуститься по Волге до Астрахани, проплыть на корабле до Ирана, продать княжну в какой-нибудь частный гарем, купить верблюдов для путешествия посуху. А дальше его ждет ласковое Черное море, Сухуми, Батуми, Туапсе…
Вот уже неделю баркас заводчика Заборова плыл по Волге-матушке в сторону Каспия. Афанасий сидел у руля, а гребцы налегали на весла и дружно пели:
Парней так много холостых на улицах Саратова-а-а.
Парней так много холостых, а я люблю женатого-о-о!
При упоминании о славном русском городе в голове Афанасия мелькнула тревожная мысль: запаса водки надолго не хватит, гребцы разбегутся еще до Саратова, не говоря уже об Астрахани. Удастся ли убедить их, что благо Родины превыше всего? Что научные данные, собранные во время этой экспедиции, лягут в основу… В основу чего же они лягут?
Убаюканный качкой, Афанасий уронил голову на свернутый тулуп, но его сладкий сон прервал звон рынды. От нечего делать бригадир дергал язык колокола и кривлялся, копируя голос кондуктора:
-Проезжаем Горький! Следующая остановка — Чебоксары! Афанасий Иванович, двадцать верст уже идем без оплаты. Надо бы того!
Бригадир многозначительно щелкнул себя по горлу и Афанасий сдался:
-Ладно, в Чебоксарах причаливаем. Вы там никуда не разбредайтесь, к бабам не лезьте, а я Гулю где-нибудь покормлю. (Гулей все звали персидскую княжну, а настоящее ее имя было и того смешней).
Внизу постоялого двора была дешевая харчевня для рыбаков, а второй этаж занимали «номера». Пока Гуля давилась косточками от жареного леща, Афанасий приводил в порядок путевые заметки, бормоча себе под нос:
-Чебоксары: в остатке тридцать пять бутылок. До Казани еще минус восемь, итого… Даже до Саратова не дотянем, мать твою так!
В сердцах Афанасий стукнул кулаком по столу, Гуля снова подавилась, неожиданно внимание Никитина привлекли
громкие голоса и грохот падающей лавки.
-Что там за шум наверху? – спросил Афанасий бородатого кабатчика.
-Да постоялец один бузит. За постой не платит, а съезжать не желает. Он, видишь ли, известный путешественник, ждет денег с посыльным, а где он, тот посыльный? Нет его, и не будет. Сегодня же вылетит отсюда господин Дежнев мордой об асфальт.
-А ну-ка кликни сюда этого путешественника, скажи, деньги ему принесли! – распорядился Афанасий.
Кабатчик опрометью бросился наверх и через минуту вытолкал к столу Афанасия упирающегося немолодого мужчину с козлиной бородкой.
-Где деньги, какие деньги? – бормотал тот, удивленно рассматривая Никитина и персидскую княжну.
-Присаживайтесь, любезнейший, у нас с вами будет долгий разговор, — вежливо, но решительно изрек Афанасий. Незнакомец со вздохом повиновался.
«Хождение за три моря»
Через час совместного распития Афанасий и его новый знакомый уже были на «ты».
-А как мы нажрались с Пржевальским и Миклухо-Маклаем на Тянь-Шане! – с жаром начал рассказывать Никитину Дежнев свою очередную байку.
-Погоди, Сема, дело есть: тебе ведь нужны деньги на новую экспедицию? А мне очень-очень нужны твои путевые заметки! Я хочу купить у тебя эксклюзивные права на их издание. Под моей фамилией, конечно. Продашь дневник, Сема?
-Ни за что! Эта рукопись бесценна!
-Тогда давай меняться. Махнем не глядя, как на фронте говорят: ты мне свой дневник, а я тебе – персидскую княжну. Спортсменка, мусульманка, красавица!
-Да на кой ляд мне твоя княжна? У меня это… эректильная дисфункция.
-Подумай, Сема: за Гулю ее отец даст тебе табун лошадей. Или даже полтора табуна. Это ж целое состояние! Экспедицию в северные моря организуешь, твоим именем потомки что-нибудь назовут. Например, мыс Дежнева. Звучит?! А за постой я, так и быть, сам рассчитаюсь.
Семен Дежнев задумался. Новая экспедиция – это заманчиво, да и хозяин постоялого двора готов сожрать его с потрохами.
-Отец бакшиш не дать, брат дать, я дорога показывать, — неожиданно вмешалась в разговор персидская княжна.
-А почему отец не даст выкуп?
-Абу кердык. Секир башка! Бамбарбия ургуду, – ответила Гуля по-турецки.
-Что она сказала? – заинтересовался Семен.
-В общем, бритвой по горлу и в колодец. Убили его.
-Отлично! Отец убит, брат жив, а не прикончит меня этот брат-2 без всякого выкупа? – засомневался отважный путешественник.
-Гуля, скажи ему, что все будет о`key! – приказал Афанасий.
-Урус кердык! Секир башка! Бакшиш хана! – решительно ответила персидская княжна, с размаху всадив нож в деревянный стол.
-Встретят как родного, век воли не видать! – не моргнув глазом, перевел Афанасий.
Через минуту он уже держал в руках засаленный и закопченный у костров дневник путешественника. «Семен Дежнев. Хождение за три моря», — прочитал Никитин, зачеркнул «Семена Дежнева» и аккуратным почерком вписал свою фамилию. Теперь ему осталось только продать баркас заводчика Заборова, купить домик с видом на Волгу и пожить в нем полгода, переписывая заметки Дежнева в добротную амбарную книгу. А что? Все так делают, кто похитрее.
Источник